Спортсменка получившая травму на бобслейной трассе. Девушка рядом с Путиным

23 ноября 2009 года во время тренировочных заездов — за три дня до розыгрыша Кубка Европы — на санно-бобслейной трассе в Кенигзее (Германия) произошла трагедия. Из-за ошибки судьи мужской экипаж на полной скорости врезался в стартовавший чуть раньше женский экипаж с 21-летней Ириной Скворцовой. Все остались целы, кроме Ирины, которая получила травмы, «несовместимые с жизнью». Ирину экстренно доставили в местную больницу, а затем в клинику в Мюнхене. Чтобы девушка не умерла от болевого шока или потери крови (в общей сложности в нее потом влили 24 л крови), врачи на полтора месяца ввели ее в состояние искусственной комы. Через четыре месяца Ирину перевели в реабилитационный центр. За десять месяцев, проведенных в Германии, она перенесла более 50 операций.

Год назад Ирина избавилась от инвалидной коляски. Сейчас она ходит на костылях, сама водит машину, работает тележурналисткой на ВГТРК, а также стала приглашенной гостьей на Олимпиаде Сочи-2014. Ниже — ее рассказ о прошедших четырех годах.

Полную версию интервью с бобслеисткой Ириной Скворцовой читайте в весеннем номере приложения Forbes Woman, которое выйдет 27 февраля 2014 года вместе с мартовским номером журнала Forbes.

Аварию я не помню. Помню только, как легла в боб в ноябре 2009 года, а проснулась 13 января следующего года. А как ехали, как столкнулись, мозг вычеркнул. Вся моя старая жизнь — как сон. Временами даже сомневаюсь: неужели действительно когда-то ходила, бегала, танцевала? Хотя прекрасно помню эти ощущения. Когда я вышла из комы, самым страшным показалось не то, что я лежу в трубках в реанимации, а что я проспала Новый год! Как это так, у меня было столько планов, а я все проспала!

Врачи не сразу мне сказали, что со мной. Я постепенно, дозированно получала информацию. До апреля — пока не началась реабилитация — всерьез думала, что вернусь в бобслей. Я этим жила, поэтому, наверное, и не наложила на себя руки. У меня был стимул: оставалось четыре года до Олимпиады — это святое для спортсменов. Я все распланировала: два года на восстановление, два — на подготовку. У врачей спрашивала: «А я смогу поднимать штангу, прежний вес?» Они смотрели на меня удивленно и уходили от ответа.

После аварии неповрежденными у меня оказались только голова (не считая сотрясений), руки и грудь. Ниже — все искорежено. И даже сегодня, если я случайно вижу себя в зеркале, реву. В квартире, кстати, я избавилась от всех зеркал. После комы все надо было начинать с нуля. Я заново училась дышать. С аппаратом искусственного дыхания легкие работали на полную. А тут — раз! — отключили. И нужно самой, а сил нет. Глазами ору: «Подключите обратно, задохнусь!»

О боли я даже говорить не хочу. Обезболивающие поначалу давали раз в час, потом — реже, чтобы не вызывать привыкания. Анестезия действовала всего 20 минут, остальные 40 я корчилась от боли — постоянной, и тупой, и острой, непроходящей.

Лежа в реанимации, я долго злилась на Бога: «За что? Почему я? Да лучше бы не выжила в этой аварии, зачем мне такая жизнь нужна!» Я до сих пор не могу ответить на эти вопросы. Хотя и говорят, что Бог посылает только то, что человек может выдержать... Со временем злость прошла, осталось только смирение. Единственное, что удерживало меня от самоубийства, так это то, что позвоночник был цел и что ногу удалось сохранить. А иначе не пережила бы, нашла бы способ покончить с собой прямо там, в реанимации.

В апреле 2010 года я переехала в реабилитационный центр. Продолжала учиться ходить. Перед тем как сделать шаг, прорабатывала его в голове: «Вот сейчас поставлю ногу сюда, а руки передвину вот так». Очень долго к этому привыкала. И однажды упала на гальку — нога поехала, и сделать я ничего не смогла. Вот тогда пришло осознание, что со спортом покончено, — и это была катастрофа.

Все мои мечты, все, к чему я стремилась двадцать один год моей жизни, оторвали и выбросили. Бегать — нельзя, кататься на коньках — нельзя, прыгать — нельзя. Каблуки и юбки, которые я так любила, — тоже никогда нельзя. А жить-то тогда зачем?

Я сидела в коляске, ревела и больше ничего глобального не планировала. Ближайшие цели теперь были максимум на полгода. Первая — встать с коляски. Да, ногу не чувствую, не шевелю стопой, но кость есть, упор есть. Отлично, значит буду тренироваться. Я училась сама передвигаться, мыться. Падала, но все равно повторяла. Минимум полчаса нужно было, чтобы промозговать схему и залезть в ванну, например. И еще сорок минут на то, чтобы продумать, как вылезти из мокрой ванны.

Журналисты быстро навесили на меня ярлык: «Она сильная». Но я не сильная, это просто маска — надела и пошла. Я все время говорю: «Улыбайтесь, это всех раздражает». Я знаю, что меня обсуждают за спиной: мол, квартиру ей подарили, машина есть, на телевидение зовут, деньги на лечение получила, а ей все мало, все куда-то лезет. А я не лезу. Ни на одно интервью я не просилась и на работу не умоляла взять.

И помощи я не прошу. Если пробка — езжу на костылях на метро. Когда не было машины, передвигалась на трамвае, маршрутках. В транспорте я никогда не прошу уступить место, потому что встать потом еще тяжелее, чем сесть. Обычно стою у дверей и наблюдаю, как меня сканируют. В Германии, если даже без головы проедешь, не будут пялиться. А у нас, если какой-то изъян, тут же рассматривают. Очень неприятно. Но иногда бывает по-другому: еду в метро, настроение на нуле, и подходит вдруг парень или девушка: «Вы Ирина? Можно с вами сфотографироваться?» И все — у меня улыбка до ушей, на весь день заряд радости.

В инвалидную коляску я больше ни за что не сяду. Моя следующая задача — вообще обходиться без костылей. В прошлом году я получила водительские права. Сначала меня долго не принимали ни в одну автошколу, потом инструктор не понимал, как меня учить. Стопу правой ноги я не чувствую, управляюсь одной левой. Но ничего, приноровилась. Экзамены сдавала без блата, по-честному. Получив права, на следующий день поехала за город на машине.

Сейчас мне 25 лет, и больше всего на свете я хочу выйти замуж и родить ребенка. Тем более что врачи говорят, что родить с помощью кесарева сечения я смогу.

Без спорта я — никуда. Сейчас учусь в Педагогическом институте физической культуры (ПИФК) в магистратуре, выбрала специальность «спортивный психолог». Мне это интересно. И я на собственном опыте знаю, насколько важна психология в стрессовых ситуациях.

В ноябре 2009 года случилась трагедия. По вине судьи столкнулись два бобслейных болида. Месяц Ирина Скворцова находилась в коме. Кто помогал Ирине вернуться к жизни, а кто обобрал её до нитки. Почему вернувшаяся на Родину спортсменка должна крупную сумму своему переводчику (официальному опекуну) и бывшему адвокату. Это тема сюжета прошлой в программы «Человек и Закон» о бобслеистке Ирине Скворцовой. Трагедия юной спортсменки уже почти год у всех на слуху, но история с обманом ее адвоката только сейчас начинает всплывать. Меня тронула эта тема, и я решила написать пост. Ири́на Оле́говна Скворцо́ва (род. 17 июля 1988 года в Москве) - российская спортсменка, член сборной России по бобслею. Активно занималась спортом со школьной скамьи, в составе сборной команды Москвы по легкой атлетике принимала участие в летней спартакиаде учащихся России. Профессионально занимается бобслеем с 2008 года. С 2009 года Ирина Скворцова является членом сборной России по этому виду спорта (экипажи-«двойки»). 23 ноября 2009 года во время тренировочных заездов на санно-бобслейной трассе в Кёнигсзее (Германия) произошёл инцидент - судья начал заезд женской двойки Надежды Филиной и Ирины Скворцовой при красном свете на старте, это привело к столкновению российских мужского и женского экипажей двоек. Евгений Пашков и Андрей Матюшко врезались в боб Филиной и Скворцовой. В результате столкновения Ирина Скворцова получила тяжелейшие травмы. Спортсменку экстренно доставили в местную больницу, а затем в университетскую клинику в Мюнхене. Ирина пробыла в ней четыре месяца, перенесла ряд сложнейших операций, в том числе и на наиболее пострадавшей правой ноге. 27 марта 2010 года Ирина Скворцова была выписана из клиники в Мюнхене. Для дальнейшего лечения её перевели в реабилитационный центр в Кимзе (Германия). При выписке из клиники лечащий хирург Ирины признался ей, что она есть тот самый один случай из ста, когда люди выживают с такими травмами.
Теперь об истории с адвокатом, которую обвиняют в краже денег со счета , на который сочувствующие несчастью спортсменки немцы переводили деньги. Семья Скворцовых настолько возмущена действиями юриста, что мама Иры Галина Викторовна даже написала письмо канцлеру Германии Ангеле Меркель. "Обратиться к Вам за помощью меня вынудили обстоятельства, в которые не по нашей воле мы с Ириной оказались поставлены, - говорится в письме. - Немецкие врачи сделали все возможное, чтобы сохранить моей дочери ногу, за это им огромная благодарность. По инициативе немецкой федерации бобслея для Ирины был открыт благотворительный счет, куда немецкие граждане вносили добровольные пожертвования. Однако деньги с этого счета без нашего ведома (последняя сумма 20 тысяч евро) были сняты и присвоены адвокатом Анной Винтер в день расторжения с ней договора. Все наши попытки добиться того, чтобы деньги были возвращены, оказались тщетны. Мы даже не имеем возможности узнать, сколько же всего денег было пожертвовано на лечение Ирины теми, кто посочувствовал нашему горю. Этот вопиющий по цинизму случай может заставить людей как в России, так и в Германии усомниться в целесообразности бескорыстной помощи людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию. Мы еще раз выражаем им искреннюю признательность и надеемся, что с Вашей помощью нам удастся добиться справедливости" – цитируют «Новые известия». Как утверждают Скворцовы, никто, собственно, Винер не просил об опекунстве, она вызвалась сама. А теперь выставила сумасшедший счет за свои услуги, включая трехнедельное проживание в подвале ее дома мамы и брата Ирины Скворцовой. В результате получилась сумма 44 тыс. евро. Сколько она успела снять с благотворительного счета, пока установить не представляется возможным. "Горький вывод – верить никому нельзя, - резюмирует Скворцова. - Аферисты встречаются даже там, где по всем человеческим законам должны быть лишь милосердие и сострадание". Кстати, на сайте есть один очень хороший комментарий от человека, который предложил свою помощь. Надеюсь, что он действительно сможет помочь. Доброе время суток, уважаемая редакция сайта. Посмотрел сегодня Вашу передачу о Ирине Скворцовой... Хочу предложить Вам помочь разместить этот материал в немецкой прессе. Также от имени своей церкви, с Вашего разрешения и поддержкой, могу попробовать завести уголовное дело на переводчицу и адвоката. Также с удовольствием отвечу на любые Ваши вопросы по немецкому законодательству и адвокатской практике. Я сам не адвокат, но в связи с деятельностью знаком достаточно тесно с юриспруденцией Германии. Буду признателен, если стану полезным. С уважением, Александр Сергеевич Клипан (г.Мюнстер, Германия) 13 сентября 2010 года Ирина Скворцова прилетела из Германии в Россию. Сразу из аэропорта Ирину отправили в Медико-биофизический центр имени А.И.Бурназяна, где она будет проходить дальнейшую реабилитацию. Едва врачи провезли Ирину через "зеленый коридор" одного из столичных аэропортов ближе к дверям с надписью "Выход", как девушка не удержалась и… заплакала. "Я очень соскучилась. Очень", - спустя мгновение она еще и оправдывалась. Но, не совладав с эмоциями в первую секунду после возвращения из Германии, российская бобслеистка тут же подарила собравшимся свою очаровательную улыбку. Родственники, друзья, журналисты - все как один улыбались в ответ, что-то спрашивали и при каждой маломальской паузе подбадривали: "Ира, вы героиня!" Громкое и точное слово, но в достаточной ли мере оно описывает те трудности, что уже преодолела Скворцова (а сколько их еще впереди), получив год назад тяжелейшую травму? Но как еще назвать человека, который выдержал столь сильный удар судьбы, ряд сложнейших операций и теперь всерьез говорит о возвращении в большой спорт? Ира признается, что начала смотреть на жизнь и ценить ее совершенно иначе. Так, как и нужно, наверное. Главный приоритет сейчас - ходить. "Безумно соскучилась по тренировочным сборам и хочу поскорее вернуться к активной деятельности. Самое главное - побыстрее подняться", - говорила 22-летняя девушка встречающим, сидя в инвалидном кресле. Заметно, что оно ей порядком надоело.
Между тем, врачи - дай Бог, чтобы они оказались правы - дают оптимистичные прогнозы. Заведующий отделением реанимации Федерального медицинского биофизического центра им. Бурназяна Денис Тимашков, под чьим присмотром в ближайшее время будет Скворцова, считает возвращение Ирины в спорт вполне реальным: "У нее есть шанс встать на ноги. Сейчас она будет госпитализирована в наш центр. Там в течение двух недель будет проходить курс обследований, лабораторных и инструментальных, для определения лечебного курса, а затем пациентку переведем в санаторий для прохождения программы реабилитации". P.S. Тем временем приближается судебное разбирательство по факту аварии в Кенигзее. Первые заседания суда пройдут 4-6 и 11-13 октября. В ходе заседаний будет установлено, кто из персонала допустил ошибку и одновременно выпустил на трассу два экипажа. Какое наказание угрожает виновнику аварии, не сообщается. По поводу выплаты компенсации Скворцова высказывается неопределенно. Из ее заявлений следует, что она не отказалась бы получить от виновника аварии деньги, но всерьез бороться за них не намерена.

Около восьми лет назад спортсменка Ирина Скворцова попала в аварию и оставила профессиональный спорт – бобслей и легкую атлетику. Ирина рассказала TOPBEAUTY о том, как устроена ее жизнь, и как жить моментом "сейчас", соглашаясь на любую авантюру.

Мне довольно часто приходится вспоминать аварию: журналисты спрашивают или у людей, с которыми знакомлюсь, появляются вопросы по поводу костылей. Бывает, ловлю себя на мысли: а если бы не авария, как бы я сейчас жила? Когда смотрю на катающихся на коньках или роликах, думаю, что тоже когда-то могла. Или пройдет девушка в коротком платье, которое мне понравится, и я вздыхаю: тоже могла бы такие носить.

"С трудом поднялась с инвалидной коляски"

Во время реабилитации я надеялась, что получится вернуться в спорт. Но однажды пошла на прогулку с моим физиотерапевтом Кэтрин. Надели фиксирующий тутер, чтобы можно было наступать на ногу. А в парке местами лежала мелкая галька. И нога, попав на нее, поехала. Здоровый человек подставил бы в такой ситуации другую, чтобы не упасть, а я не могла – тело не слушалось. Упала – и не могу подняться. В тот момент четко осознала: о спорте можно забыть. Тогда же задалась целью подняться с инвалидной коляски. Сажусь в нее только в экстренных случаях. Например, когда иду к анестезиологу, а с собой – кипа документов. И то стараюсь добраться на костылях. Даже если в аэропорту предлагают воспользоваться креслом, всегда отказываюсь. Оно меня не пугает – наоборот, чувствую себя в нем как на троне. Но я с него с таким трудом поднялась, что возвращаться просто неприятно.

Хотела отказаться и от костылей, но поняла, что буду с ними всю жизнь. Правда, по возможности все же стараюсь их не использовать: по квартире или дачному участку передвигаюсь без них. Бывает, что, отправляясь на встречу, забываю костыли дома. Назад в таких случаях не возвращаюсь, просто стараюсь припарковаться поближе к месту встречи, чтобы можно было дойти. Да и когда приезжаю к ребятам на базу отдыха, постоянно оставляю костыли то в кухне, то в ванной. Единственное, когда прихожу на какое-нибудь мероприятие, некомфортно себя чувствую и сразу стараюсь спрятать их в уголке: иду накрашенная, в красивом платье, и вдруг – эти палки. Друзья советуют украсить их стразами (смеется ). Может, когда-нибудь повеселимся. Жаль, что не могу танцевать – мне это раньше нравилось. Сейчас немножко на месте потопчусь и сразу сажусь – устаю быстро.

"Ребята, я все та же Ира"

"Соглашаюсь на любую авантюру"

Авария помогла мне осознать, что не надо ничего откладывать на потом – раньше этим очень грешила. Например, жалею, что так и не получила права на управление мотоциклом. Если бы мне сегодня подарили один-два здоровых дня, я бы ни разу не присела: каталась бы на роликах и велосипеде, бегала, прыгала, сходила бы в клуб потанцевать. Зато теперь, когда мне предлагают что-нибудь авантюрное, сразу соглашаюсь. "Хочешь на мотоцикле покататься?" – Хочу". – "Хочешь с парашютом прыгнуть?" – "Хочу". Ой, с парашютом вообще история интересная… Поговорила на эту тему прошлой осенью с приятелем и забыла. Однажды утром он звонит: "Ну что, будешь спать или пойдем прыгать?" Говорю: "Мне нужен час на сборы".

На аэродроме подписала договор. На меня надели комбинезон, провели инструктаж. Говорю: «Ничего, что у меня нога болит?" – "А что с ней?" – "А вас не предупредили?" – "Нет. Ладно, разберемся". Выяснилось, что у инструктора был опыт прыжков с парнем с парализованными ногами. Меня быстро загрузили в самолет, чтобы я не успела передумать. Поднялись на 4000 метров. Первый шаг в облака было страшно сделать. Но потом, во время всего полета, улыбка с лица не сходила. Удар на себя при приземлении взял инструктор – по сути, я сидела у него на ногах. Было ощущение, что я на диван плюхнулась. Теперь жду лета – может, еще пару раз прыгну.

"Каждое движение причиняет адскую боль"

За последние три года я перенесла 24 операции на живот и ноги. Как оптовик, делаю их по три за один раз. Сижу как на пороховой бочке, потому что в ране на спине, на которую пришелся удар, сидит инфекция – хирурги никак не могут ее удалить: чистят, зашивают, а она снова прорывается. Когда это происходит, поднимается температура, в спине стреляет, будто петарды рвутся, каждое движение причиняет адскую боль. Пришлось недавно вытащить часть металлической пластины из таза – во время аварии он был переломан, его собирали по частям и скрепляли скобами. Потом узнала, что мой лечащий врач боялся делать эту операцию – был риск, что я могу потерять ногу. Сейчас делаем ставки, прорвет снова или нет. Очень давит на психику такая неопределенность. Часть этой пластины теперь лежит у меня дома в качестве сувенира.

"Спасаюсь чувством юмора"

Помню, в 2012 году, накануне очередной годовщины аварии, позвонили с одного из телеканалов и предложили записать интервью в латвийской Сигулде, где проходил чемпионат России по бобслею. А после съемок подарили диск с готовой записью. И на 20-й минуте я начала рыдать, вспоминая, как тренировалась с ребятами. Ушла в ванную, скомкала полотенце и орала в него. Я, в принципе, стараюсь не держать в себе слезы – нужно выплакать эмоции, чтобы они не застревали внутри. Но плачу только за рулем или дома – не хочу, чтобы в таком состоянии меня видели посторонние. Это слезы не жалости, а обиды. Но я стараюсь никого не винить. Все, я калека – смысл думать о мести?

Друзья вытаскивают, когда начинает накатывать, – ведут на прогулку, в кино или в кафе. Да и чувством юмора спасаюсь, правда, он у меня черный, с медицинским уклоном.

"Привыкла быть одна"

Очень хочу работать – приходить с утра в офис, вечером уходить. Надоело дома. Готова заниматься чем угодно, даже начать с нуля. Главное, чтобы работа не имела никакого отношения к спорту. Я с ним завязала, ничего о нем не знаю, мне он неинтересен. Даже физкультурой не занимаюсь – мне ее заменяют костыли.

Стараюсь теперь ничего не загадывать. Я ведь до аварии все распланировала: вот выступлю на Олимпиаде в Сочи, выйду замуж, рожу. И вдруг – авария. Меня бабушка недавно спросила: "Ты приедешь на майские праздники?" Говорю, до мая еще дожить надо, ближе к делу пойму. Замуж тоже не хочу. У меня живет кот Жорик, и друг шутит, что если я и дальше буду перебирать, то у меня этих Жориков будет 15. А я привыкла быть одна: можно ­прийти или уйти в любое время, уехать куда-нибудь – не нужно ни перед кем отчитываться.

"Скажите мне, какая я красивая"

Ненавижу, когда меня называют сильной или мужественной. Мужественная от слова "мужчина", сильная – "сила". Лучше скажите мне, какая я красивая и как хорошо выгляжу.

Интересная история о сильной женщине-спортсменке Ирине Скворцовой. Ирина Скворцова - профессиональная российская бобслеистка, чья карьера, можно сказать, оборвалась несколько лет назад из-за ошибки судьи. Мужской экипаж на полной скорости врезался в стартовавший чуть ранее женский экипаж с 21-летней Ириной. Девушка была на волосок от смерти, но она, как истинный спортсмен, продолжала изо всех сил бороться. Читайте далее рассказ Ирины Скворцовой о том, как изменилась её жизнь после этой страшной трагедии.

Все остались целы, кроме Ирины, которая получила травмы, «несовместимые с жизнью». Ирину экстренно доставили в местную больницу, а затем в клинику в Мюнхене. Чтобы девушка не умерла от болевого шока или потери крови (в общей сложности в нее потом влили 24 л крови), врачи на полтора месяца ввели ее в состояние искусственной комы. Через четыре месяца Ирину перевели в реабилитационный центр. За десять месяцев, проведенных в Германии, она перенесла более 50 операций.

Год назад Ирина избавилась от инвалидной коляски. Сейчас она ходит на костылях, сама водит машину, работает тележурналисткой на ВГТРК, а также стала приглашенной гостьей на Олимпиаде Сочи-2014.
Ниже - ее рассказ о прошедших четырех годах.
Аварию я не помню. Помню только, как легла в боб в ноябре 2009 года, а проснулась 13 января следующего года. А как ехали, как столкнулись, мозг вычеркнул.
Вся моя старая жизнь - как сон. Временами даже сомневаюсь: неужели действительно когда-то ходила, бегала, танцевала? Хотя прекрасно помню эти ощущения. Когда я вышла из комы, самым страшным показалось не то, что я лежу в трубках в реанимации, а что я проспала Новый год! Как это так, у меня было столько планов, а я все проспала!Врачи не сразу мне сказали, что со мной. Я постепенно, дозированно получала информацию. До апреля - пока не началась реабилитация - всерьез думала, что вернусь в бобслей. Я этим жила, поэтому, наверное, и не наложила на себя руки. У меня был стимул: оставалось четыре года до Олимпиады - это святое для спортсменов. Я все распланировала: два года на восстановление, два - на подготовку. У врачей спрашивала: «А я смогу поднимать штангу, прежний вес?» Они смотрели на меня удивленно и уходили от ответа.После аварии неповрежденными у меня оказались только голова (не считая сотрясений), руки и грудь. Ниже - все искорежено. И даже сегодня, если я случайно вижу себя в зеркале, реву. В квартире, кстати, я избавилась от всех зеркал. После комы все надо было начинать с нуля. Я заново училась дышать. С аппаратом искусственного дыхания легкие работали на полную.

А тут - раз! - отключили. И нужно самой, а сил нет. Глазами ору: «Подключите обратно, задохнусь!»О боли я даже говорить не хочу. Обезболивающие поначалу давали раз в час, потом - реже, чтобы не вызывать привыкания. Анестезия действовала всего 20 минут, остальные 40 я корчилась от боли - постоянной, и тупой, и острой, непроходящей.Лежа в реанимации, я долго злилась на Бога: «За что? Почему я? Да лучше бы не выжила в этой аварии, зачем мне такая жизнь нужна!» Я до сих пор не могу ответить на эти вопросы. Хотя и говорят, что Бог посылает только то, что человек может выдержать... Со временем злость прошла, осталось только смирение. Единственное, что удерживало меня от самоубийства, так это то, что позвоночник был цел и что ногу удалось сохранить. А иначе не пережила бы, нашла бы способ покончить с собой прямо там, в реанимации.В апреле 2010 года я переехала в реабилитационный центр. Продолжала учиться ходить. Перед тем как сделать шаг, прорабатывала его в голове: «Вот сейчас поставлю ногу сюда, а руки передвину вот так». Очень долго к этому привыкала.

И однажды упала на гальку - нога поехала, и сделать я ничего не смогла. Вот тогда пришло осознание, что со спортом покончено, - и это была катастрофа.Все мои мечты, все, к чему я стремилась двадцать один год моей жизни, оторвали и выбросили. Бегать - нельзя, кататься на коньках - нельзя, прыгать - нельзя. Каблуки и юбки, которые я так любила, - тоже никогда нельзя. А жить-то тогда зачем?Я сидела в коляске, ревела и больше ничего глобального не планировала.
Ближайшие цели теперь были максимум на полгода. Первая - встать с коляски. Да, ногу не чувствую, не шевелю стопой, но кость есть, упор есть. Отлично, значит буду тренироваться. Я училась сама передвигаться, мыться. Падала, но все равно повторяла. Минимум полчаса нужно было, чтобы промозговать схему и залезть в ванну, например. И еще сорок минут на то, чтобы продумать, как вылезти из мокрой ванны.
И вроде уже что-то получалось, как вдруг - бац! - операция, потом опять, внеплановая. И все с нуля. На несколько недель выбываешь из строя, и мышцы забывают все, чему заново научились. Я на месяц ушла в себя. Не разговаривала с врачами, отвечала на все вопросы «I don’t understand», отворачивалась. Не мыла голову, ничего не хотела, тупо смотрела сериалы, даже в соцсети не заходила.

Но иногда бывает по-другому: еду в метро, настроение на нуле, и подходит вдруг парень или девушка: «Вы Ирина? Можно с вами сфотографироваться?» И все - у меня улыбка до ушей, на весь день заряд радости.В инвалидную коляску я больше ни за что не сяду.

Моя следующая задача - вообще обходиться без костылей. В прошлом году я получила водительские права. Сначала меня долго не принимали ни в одну автошколу, потом инструктор не понимал, как меня учить. Стопу правой ноги я не чувствую, управляюсь одной левой. Но ничего, приноровилась.

Экзамены сдавала без блата, по-честному. Получив права, на следующий день поехала за город на машине.Сейчас мне 25 лет, и больше всего на свете я хочу выйти замуж и родить ребенка. Тем более что врачи говорят, что родить с помощью кесарева сечения я смогу.Без спорта я - никуда.
Сейчас учусь в Педагогическом институте физической культуры (ПИФК) в магистратуре, выбрала специальность «спортивный психолог». Мне это интересно. И я на собственном опыте знаю, насколько важна психология в стрессовых ситуациях. На днях она открывала олимпиаду в Сочи вместе с президентом Владимиром Путиным.

Спасенная немецкими врачами и все еще нуждающаяся в лечении российская спортсменка Ирина Скворцова никак не дождется настоящей помощи от родного государства

Она пришла к нам в гости, можно сказать, на своих двоих. Приехала в редакцию без посторонней помощи. И ни на какой не инвалидной коляске, а лишь на костылях-канадках, как она их называет. Она уже почти целый год на них передвигается, так же ездит и в общественном транспорте. Явилась в "Российскую газету" в отличном настроении, во всяком случае - внешне. Она так улыбалась, что, находясь рядом с нею, наверное, многим было бы стыдно раскисать из-за собственных невзгод.

Прошло два года и три с лишним месяца с тех пор, как на ледяной трассе в Германии произошла жуткая авария, в результате которой сильно пострадала бобслеистка нашей сборной Ирина Скворцова. За судьбой этой отважной москвички следила вся страна, весь мир. Люди переживали: что будет с Ирой? Сумеют ли медики не дать ей умереть, спасти изрезанную острыми полозьями ногу? Ведь утверждали - чуть ли не со стопроцентной точностью! - мол, если девушка и выживет, то ампутации ей уж наверняка не избежать. Но немецкие врачи сотворили чудо - сохранили Скворцовой ногу, сделав ряд операций. Последовала реабилитация - сначала в Германии, потом в России. В том, что спортсменка вернулась с того света, большая заслуга и самой Ирины. Вот уж поистине: ее воли, стойкости, оптимизму можно только позавидовать.

"Даже медики считали, что я навсегда останусь парализованной"

Как вы себя сейчас чувствуете?

Ирина Скворцова: Хорошо. Видите: "бегаю" на костылях. Но у меня мечта - отбросить эти костыли и ходить нормально. Планирую расстаться с ними через год-полтора. А теперь я продолжаю лечиться. Утром по понедельникам, средам и пятницам езжу к профессору Бубновскому, потом днем сплю часа два, а вечерами - к другому врачу. Ведь у меня еще проблемы с нервами - нет, не головы, это тоже связано с ногами. И всюду езжу своим ходом.

А нога правая болит? Извините, Ира, можно спросить: вы вообще ее ощущаете?

Скворцова: Нет, ногу не чувствую. Я знаю, что она есть, понимаю, в каком положении стоит стопа. Нога двигается, но коснуться ее? Нет, я не хочу...

От гангрены вас избавили?

Скворцова: Вырезали две трети мышц. Ногу сохранили, а мышц нет. То есть нога наполовину не может выполнять своих функций. До мая буду лечиться у врачей в Москве, а потом операции.

Скворцова: Только в Германии. В России я не буду ложиться - нельзя рисковать. Меня в Мюнхене собирали, меня там знает профессор. То, что предстоит, - это пластика, так называемый косметический ремонт тела. Я очень благодарна немецкой медицине. Она меня спасла, сохранила ногу - это самое главное.

А что за курсы реабилитации были в России, на какой базе?

Скворцова: Один - в центре "Голубое", мне там очень понравилось, другой - 30 дней - тоже в Подмосковье, на Дмитровском шоссе.

То, что с вами произошло, это чудо медицины и подвиг личности. Когда вы почувствовали, Ира, что вы - сильная? Вроде вам даже немецкие врачи говорили, что ни за что ходить не будете.

Скворцова: Я просто "немножко не согласилась" с ними в тот момент. Конечно, минуты отчаяния были, и не раз. Нельзя же все время улыбаться и говорить, что я сильная?! Это же так чокнуться можно! Правда, в уныние я впадала не на людях, а за закрытыми дверями. Поначалу грезила: меня обязательно выручат. Наверное, из-за того, что до конца не знала: что у меня с ногой? Мне ведь полностью ничего не говорили. Я это узнавала постепенно. Но я все равно думала: да, я встану. Помню, еще у врачей спрашивала: "А смогу я штангу тягать?" Они на меня смотрели удивленно: мол, девочка ненормальная. Они не говорили мне, что я вернусь в спорт, уходили от ответа, дескать, потом видно будет. Потом, потом, потом... Все оттягивали. А после я и сама стала понимать, что не вернусь в спорт. Мечта была - просто встать с коляски.

А как немцы отреагировали?

Скворцова: Они сами в шоке оттого, что увидели. Говорили, буду парализована всю жизнь, стану инвалидом-колясочником. А я еще в Германии начала им доказывать, что могу. Нога ведь именно там начала двигаться.

Под присмотром врачей вы делаете специальные упражнения. А, например, плаваете?

Скворцова: Мне можно. Но я сама не хожу в бассейн, не хочу. Потому что тело очень сильно испорчено... На меня и так на улице глядят. Неприятно.

Вы говорили, что это была, в частности, причина, почему вы встали с коляски и начали ходить в Москве на костылях.

Скворцова: Абсолютно верно - это одна из причин. Мало того, что у нас Москва не приспособлена для инвалидов-колясочников, пандусов почти нигде нет. К тому же наш народ воспринимает это по-другому. Когда на тебя смотрят рентгеновским взглядом, это, поверьте, очень неприятно.

Вы за минувший год много ездили - в Сочи, в Латвию, Германию. И всюду - на костылях?

Скворцова: Нет, в Германию брала коляску, чтобы большие расстояния преодолеть, я там одна была. А в остальных случаях - на костылях. В Сочи я с мамой ездила, к тому же какой смысл брать коляску, если меня на машине встречают? Но все равно я для себя решила: у нас - только на костылях. Помру, но дойду! В коляску я в России не сяду больше вообще. Категорически нет! А вот в Германии, когда поеду, то без проблем могу прокатиться на коляске. Там другое отношение.

"В Сочи на Олимпиаду все равно хочу!"

В большой спорт, вы говорите, не вернетесь. Простите, но можно иначе поставить вопрос: как насчет Паралимпийских игр?

Скворцова: Это не мое.

Тогда, может быть, вернетесь в другом качестве в спорт? Например, станете тренером?

Скворцова: В данный момент это не очень благодарная профессия.

Какой вид спорта, кроме бобслея, привлекает вас в смысле зрелищности? Изменились ли приоритеты?

Скворцова: Нет. Как любила какие-то виды спорта, так и люблю. Могу биатлон посмотреть, лыжную эстафету. К сожалению, из-за нехватки свободного времени не всегда попадаю на трансляции. Еще нравится фигурное катание, спортивные танцы на льду, с удовольствием смотрю фристайл.

А если бы позвали на Олимпиаду в Лондон или в Сочи - как представительницу спорта...

Скворцова: Конечно, поехала бы, не раздумывая. Я хотела попасть на Игры как спортсменка. Не получилось и уже не получится. Но воочию узнать, что такое Олимпиада, все равно очень хочется.

Люди на улице узнают вас, вообще вы чувствуете, что вызываете повышенный интерес?

Скворцова: Меня не всегда узнают. Ну, не узнали - и не узнали. От этого у меня отношение к людям не меняется. Иногда спрашивают, что со мной произошло? Я говорю, что в аварию попала. У всех ассоциация, что в автомобильную. Я говорю: нет, по спорту.

На Западе существуют законы, согласно которым если спортсмен получает травму даже на тренировке, а уж тем более на соревновании, то он поступает на полное гособеспечение.

Скворцова: Я получаю пенсию, как и все инвалиды.

Сколько?

Скворцова: 10 тысяч рублей. Плюс надбавка для москвичей. Это все, больше у меня доходов нет.

Чуть выше прожиточного минимума. А страховка? Или до сих пор существует только добровольная страховка, а общей для спортсменов нет? К вам кто-нибудь обращался, чтобы помочь?

Скворцова: Когда я приехала из Германии, мне предложили помощь. В Олимпийском комитете, в федерации бобслея сказали, что если будут проблемы с работой, с образованием, с лечением, то обращайтесь. А вообще за нас, за наше здоровье должно отвечать Федеральное медико-биологическое агентство (ФМБА).

Это то самое агентство, которое послало за вами самолет в Германию?

Скворцова: Да. Самолет приземлился после аварии, его вызвали. Но когда сотрудники агентства увидели картину, что там со мной творилось, они поняли: можно улетать обратно. Да и немцы сказали, что, мол, если вы возьмете девочку, то вы в воздух не успеете подняться, как она умрет.

Лучше бы те деньги, которые были потрачены на самолет, передали немецким медикам. Но нет, заявляли, что, мол, "мы своих людей не бросаем".

Скворцова: Меня до Мюнхена-то боялись транспортировать, там лететь 20 минут, думали еще: долечу - не долечу. А в Москву три часа лететь! Они на себя ответственность не хотели брать, и мама написала отказ. И меня оставили там. А они улетели.

Иные чиновники даже считали, что "вы не благодарны".

Скворцова: Ну, извините.

Нет, это вы извините за глупость. Но все-таки: вернувшись в Москву, вы обращались в ФМБА?

Скворцова: Я попросила своего немецкого лечащего врача, профессора медицины Махенса написать письмо, что мне необходима реабилитация. И не такая, как у нас - раз в полгода по социальной страховке курс от 20 до 22 дней в зависимости от того, у кого какая травма. Мне нужна была непрерывная реабилитация - минимум год. Никто в России этому не верил. Письмо перевели на русский язык, мой брат отвез его в ФМБА. После чего мне сделали еще один курс - 30 дней.

Мы знаем, что одно время, когда вы были в Германии, у вас не хватало средств на лечение. Сейчас, должны вам сказать, мы можем рассчитывать на так называемый "электронный кошелек" наших читателей. Дело деликатное. Но "Российская газета" в состоянии вам помочь. Необходимо лишь ваше решение.

Скворцова: Спасибо, мы обсудим это с моим адвокатом. Если наши спортивные и медицинские организации откажут в дальнейшей финансовой поддержке, то обращусь к читателям "Российской газеты". Кстати, не только в Германии, но и в России были открыты счета. Я очень признательна тем, кто откликнулся.

Вы не остались должны мюнхенской клинике?

Скворцова: Долг почти полностью погашен. Московское правительство оплатило лечение в Германии. Но нужно ведь продолжать!

Ваш личный опыт, ваша сила воли - уникальны. Не приходило в голову создать фонд помощи людям, попавшим в беду? Вот, например, фонд Чулпан Хаматовой "Подари жизнь". Для любого фонда нужна репутация, имя честного человека.

Скворцова: Я бы, конечно, с удовольствием создала фонд помощи спортсменам, у которых, как у меня, очень тяжелые травмы, которым некому помочь. Я думала об этом. Мой случай у всех на виду. Другие попадают в подобные аварии, и о таких людях вообще ничего не известно. Благотворительных фондов много, но для спортсменов как раз очень мало. Но нужны не то, что связи, - нужны деньги, вложения. Организовать фонд - не проблема. Надо находить людей, которые захотят делать пожертвования.

В России я в инвалидную коляску больше не сяду ни за что - не хочу находиться под рентгеновским взглядом

А вы контактируете с теми, у кого похожие проблемы?

Скворцова: Да, но это в основном не спортсмены. На меня, в частности, через социальные сети выходят другие люди, обыкновенные, спрашивают, где и как я лечилась. Они меня в Германии искали, звонили, просили совета. Я рассказываю, а люди уже сами решают, куда обратиться.

Скажите, вы на бобслей, чуть не отнявший у вас жизнь, не в обиде? Думаете ли о том судье Петере Хелле, по вине которого в ваш экипаж врезался другой болид?

Скворцова: Да нет, на вид спорта не злюсь. Даже так скажу: когда не знала, что травма столь серьезная, думала, встану на ноги и вернусь в бобслей. Судья... Ну да, была обида на этого человека. Но что теперь? Всю жизнь, что ли, его ненавидеть? Ну, получилось так, мужик сам в шоке.

Он так и не извинился?

Скворцова: Нет, не извинился. Но это уже его проблема. Я, честно говоря, если бы увидела его на соревновании, то не очень бы хотела, чтобы он подошел сейчас ко мне с извинениями. На тот момент - да. А теперь-то зачем? Суд прошел, и мне его извинения уже не нужны.

Ира, вы считаете себя добрым человеком?

Скворцова: Я не добрый человек.

После случившегося стали злее?

Скворцова: Не то, что злее - раздражительнее. Помню, ходили на спектакль "Добрый человек из Сезуана", и я тогда еще подумала: я - не добрый человек.

Что больше всего раздражает?

Скворцова: Иногда поведение кого-то, иногда вопросы. Иногда просто настроение у меня плохое.

"Ордер есть, а квартиры нет"

Ира, у вас какая-то парадоксальная ситуация с новой квартирой, выданной вам Московским правительством. Ордер давно на руках, а ключей нет. К тому же еще не полученную квартиру у вас же могут отобрать. Так?

Скворцова: Я могу жить в выделенной мне как инвалиду-колясочнику квартире, которой я еще не видела, до 2016 года. То есть, если я встану к этому времени на ноги и комиссия сделает выводы, что я в таком жилье не нуждаюсь, то квартиру у меня заберут как социальную собственность. Я каждые пять лет должна подтверждать статус инвалида-колясочника. Но я не собираюсь до 2016 года на костылях ходить!

Ну а почему такая задержка с ключами - почти целый год?

Скворцова: Дом не был сдан в эксплуатацию, ждали.

В этом доме есть пандусы, необходимые условия?

Скворцова: Да. Это новостройка. У меня должна быть квартира на первом этаже. Там есть пандус, лифт специальный. Все приспособлено, чтобы инвалид-колясочник мог спокойно выехать из квартиры во двор.

А сейчас как живете? Дом оборудован пандусами и всем прочим?

Скворцова: Есть пандус перед подъездом, где две ступеньки. А то, что в самом подъезде еще семь ступенек без пандуса и до лифта надо добраться, это никого не волнует. Плюс я живу на 10-м этаже. Если лифт ломается, я не выхожу.

У вас семья большая?

Скворцова: Мама, брат и я. Сейчас бабушка еще к нам переезжает.

Плюс собачка же у вас.

Скворцова: Ее мама выгуливает, я редко.

Как мама относится к тому, что вы будете жить отдельно?

Скворцова: Согласилась. Будет приезжать, когда надо будет, допустим, продукты купить. Пыль я могу сама протереть, а помыть полы, естественно, не смогу. Готовить я сама хочу. Надо же себя почувствовать самостоятельной - мне 23 года.

А с чем у вас ассоциируется Германия - со страной, где с вами произошла авария или где вас собрали, как вы говорите?

Скворцова: Мюнхен - красивый город, там хороший шопинг.

А могли бы жить в Германии?

Скворцова: Нет, все-таки это не моя страна. Приезжать, отдыхать - все мне это нравится. Но только в гости. Я пожила там девять месяцев, мне хватило. Там и менталитет другой, и вообще...

Вы, говорят, в Бонн специально в прошлом году ездили на аттракционы.

Скворцова: Да, там аттракционы наподобие американских горок, но в том числе и экстремальные. Я собрала целую коллекцию почти всех экстремальных видов.

А в боб не было желания сесть?

Скворцова: Кстати, когда я в Германию приехала, я подумала: вот бы спуститься сейчас на бобе! На что мне сказали: "Ира, в Германии на трассу тебя уже никто не пустит, немцы не посадят в боб, как бы ты ни хотела".

Как думаете, сохранит ли наш бобслеист Александр Зубков приличную форму до Сочи?

Скворцова: Сложно сказать. Конечно, хорошо бы пик пришелся на олимпийский год. Но, если вспомнить Ванкувер, то перед этим, в 2009-м, наши мужчины очень хорошо выступали - либо побеждали, либо в тройке призеров были. Потом - Олимпиада в Канаде: хуже результатов, наверное, не было. Будем надеяться, что на этот раз придет стабильность.

С кем из девушек поддерживаете отношения?

Скворцова: Особенно с теми, кто выступал в сборной в 2009 году, это Катя Костромина, Надя Филина, Наташа Калашник.

Может, неожиданный вопрос. Вот выйдете замуж, будет ребенок. Пустите его в спорт?

Скворцова: В легкую атлетику, в плавание, фигурное катание - пожалуйста. Даже в бобслей, но только не в санки - там страшно.

Сами себя вы в спорте не видите, хотя учитесь в институте физкультуры. Когда защита?

Скворцова: Нет, почему? Я не исключаю, что работа будет связана со спортом. А РГУФК заканчиваю летом. Диплом пока не начала писать. Тема, кстати, про бобслей: "Применение легкоатлетических тренировочных элементов в подготовке бобслеистов".

Вам еще нужно, вы говорили, научиться водить машину.

Скворцова: Долго подыскивала автошколу. Ну и машина нужна. До аварии хотела ездить на "механике", теперь только "автомат".

Ира, в череде дел, связанных, главным образом, с восстановлением, успеваете посмотреть новые фильмы, сходить в театр?

Скворцова: Фильмы я могу и в Интернете посмотреть. Что касается выходов куда-то, то недавно была на представлении братьев Запашных. Великолепно!

А в плане путешествий?

Скворцова: Летом хочу в Прагу дней на десять. Вообще, по Европе бы попутешествовать - во Францию заехать, посетить Эйфелеву башню, Елисейские поля. В Венеции покататься на гондолах. Еще меня привлекает такая страна, как Канада. В Нью-Йорк неплохо бы попасть, посмотреть статую Свободы. Но это все не сейчас, а после лечения.

Досье "РГ"

Ира активно занималась спортом еще в школе, в составе сборной команды Москвы по легкой атлетике принимала участие в летней спартакиаде учащихся России.

Профессионально занималась бобслеем с 2008 года. С 2009 года Ирина Скворцова - член сборной России (экипажи-"двойки").

23 ноября 2009 года во время тренировочных заездов на санно-бобслейной трассе в Кёнигсзее (Германия) произошла трагедия - судья начал заезд женской "двойки" в составе Надежды Филиной и Ирины Скворцовой при красном свете на старте, это привело к столкновению российских мужского и женского экипажей-"двоек". Евгений Пашков и Андрей Матюшко врезались в боб Филиной и Скворцовой. В результате столкновения Ирина Скворцова получила тяжелейшие травмы. Спортсменку экстренно доставили в местную больницу, а затем в университетскую клинику в Мюнхене. Ирина пробыла в ней четыре месяца, перенесла ряд сложнейших операций, в том числе и на наиболее пострадавшей правой ноге.

Для оказания помощи в лечении и последующей реабилитации спортсменки был организован сбор денежных средств, только за три месяца на специально открытый счет поступило более 500 тысяч рублей.

27 марта 2010 года Ирина Скворцова была выписана из клиники в Мюнхене. При выписке лечащий хирург признался ей, что она "есть тот самый один случай из ста, когда люди выживают с подобными травмами". Для дальнейшего лечения Ирину перевели в реабилитационный центр в Кимзе (Германия).

13 сентября 2010 года Ирина Скворцова прилетела из Германии в Россию. Сразу из аэропорта ее отправили в Медико-биофизический центр имени А.И. Бурназяна, где Ира проходила дальнейшую реабилитацию.

11 октября 2010 года в суде немецкого города Лауфен виновником происшедшего столкновения был признан немецкий арбитр Петер Хелль, давший болиду команду стартовать, несмотря на красный сигнал светофора. Виновного арбитра суд в соответствии со своим постановлением обязал выплатить штраф в размере 3 600 евро.

прямая речь

Константин Гинзбург, адвокат Ирины Скворцовой:

"У меня бывали похожие случаи - по компенсации морального, материального ущерба. Но Ирин случай действительно уникален - хотя бы по степени драматизма. Тут имеются различные международные аспекты, плюс само по себе происшествие. Ира - молодец, она настоящий боец, с ней приятно работать. Самое сложное - это то, что вся эта история происходила в Германии, не на нашем поле, как говорят спортсмены. И я этого больше всего опасался. С одной стороны - сочувствия и пожертвования, с другой - сложности. Например, сам судья, г-н Хелль, из-за ошибки которого все это произошло, даже не извинился. То есть, на тот момент он свою вину вообще не признавал".